Силён Калдарак

Против нашей избушки, на сугреве — небольшой лесок. Почему-то люди редко туда ходят. Сзади дома островок — вот туда ходят все кому не лень. Там хворост даже не найдёшь — всё дочиста подобрано. Где мне дров сухих добыть? Где рябчиков наловить? С кем дружить? Сверстники в школе. Шиней нет. В Ырбан возвращаться страшно. Работой заняться надо, кто занят работой — тому и день короче, учил меня дед Мыйыт.
— Без дров зимой нельзя! — сказала бабушка.
Я же натаскал сучьев? Кажется много.
Вскинул дробовик на плечо — Калдарак уже сам из конуры выскакивает. Лесок рядом, что не пойти?
— Рябчиков ищи! — зову Калдарака в чащу. Отбежал он, залаял. Вижу: на сучках два рябчика сидят, меня не боятся. Стреляю. Полетели перья. С шумом вспорхнули птицы — ух, сколько их, оказывается, было! Я видел только двух. Один упал, немного пролететь успел. Калдарак побежал, добыл его. С малой добычей иду домой. Снег глубок, останавливаюсь, вытряхиваю его из сапог. Калдарак бежит впереди, оглядывается, хвостом машет — удивляется чему-то. Вот залаял впереди. На кого лает мой пёс? Лиственница. На ней, вроде бы, — ни зверя, ни птицы. Сера! Так и течёт с кроны по двум прямым трещинам в коре. Круглятся комочки, словно бусинки. Помню это место. Дедушка Мыйыт мне его показывал летом, когда за черенком для лопаты мы ходили. Ещё пословицу напомнил: «Кто в лес заходит, серы пожуёт, кто в юрту входит — угощенья ждёт. Жуй, — сказал, — серу, зубы крепкими будут. Понадобится — приходи к этому дереву, бери, сколько хочешь. Да гляди, спичек возле не зажигай — пожар мо­жет случиться».
Неужели Калдарак запомнил, что мы втроём здесь были, и нарочно привёл меня к этой лиственнице?
— Сера — богатство лесное, не расставайся со мною! Вернётся подружка моя Шиней, тебя укажу только ей, добрая лиственница моя, щедрая лиственница моя! — приговаривая так про себя, я отколол ножом кусочек, сунул в рот, пожевал. Какая мягкая, вкусная сера!
Дома сварили мы рябчика, поужинали, легли спать. Встал я утром, хотел печку растопить — нет дров ни полена! Вот о чём говорила вчера бабушка. Беру топор, аркан — в лесок по дрова иду. Калдарак следом бежит.
— А ну ищи сухие дрова! — в шутку приказал я. Откуда охотничьей собаке знать, где дрова хорошие? Не приучена она к этому. Просто так сказал — будто человеку, чтоб не скучно было одному идти.
Исчез Калдарак. Слышу, залаял где-то. Подхожу — пригорок, горелым лесом покрытый. Видно, пожар тут прошёл. На тонкой лиственнице дятел сидит, простукивает её, как будто врач, к больному приглашённый. Чёрный дятел с красным хохолком. На него-то и залаял Калдарак. Вот дятел отряхнул клюв, как бы говорил: «Нет в тебе соков живых, нет и жучков никаких. Час твой настал, сухостой, больше напрасно не стой!»
Слетела умная птица с дерева, взялся я за топор, живо сухую ту лиственницу срубил. На четыре части перерубил бревно — вот и дрова. Кто же их повезёт? Калдарак? Возил же он лёд с реки, почему бы и сухие дрова из лесу не увезти! Упряжь со мной. Надел её на Калдарака, зацепил арканом одно из поленьев, самое тоненькое — тяни! Трижды рванул с места Калдарак — повёз четвертин­ку сухого дерева по глубокому снегу, словно сильный конь. К обеду четыре части лиственницы лежали возле нашего дома.
— Силён Калдарак, а-а? — дивилась бабушка. Подошла она ко мне на больных, распухших своих ногах, поцеловала в лоб. Как хорошо мне было! Каждый день валил бы для неё деревья в лесу.